Ольга Берггольц
Голос блокадного Ленинграда

СЕМЬЯ

                       И. Гринбергу

Недосыпали.
В семь часов кормленье.
Ребенок розовый и мокрый просыпался,
и шло ночное чмоканье, сопенье,
и теплым миром пахли одеяльца.
Топорщилась и тлела на постели
беззубая улыбка.
А пока
стучал январь. Светало еле-еле.
Недолго оставалось до гудка.
Рассвет, рыжее утреннего чая,
антенн худую рощу озарял.
Мы расходились,
               даже не прощаясь,
шли на работу, проще говоря...
А вечером, как поезд, мчался чайник,
на всех парах
             кипел среди зимы.

Друг заходил, желанный и случайный,
его тащили — маленькую мыть.

Друг — весельчак,
                 испытанный работник,
в душе закоренелый холостяк —
завидовал пеленкам и заботам
и уверял, что это не пустяк.
Потом маршруты вместе составляли
(уже весна прорезывалась с силой),
и вдруг,
        стремглав, окачивали дали,
крик поезда сквозь город доносило.
И все, чем жил
              любимый не на шутку
большой Союз,
и все, что на земле
случалося на протяженье суток,—
переживалось наново в семье.
Так дочь росла,
               и так версталась повесть,
копилась песенка про дальние края,
и так жила,
           сработана на совесть,
в ту зиму комсомольская семья.

1933